- Гены
- Как мы закат ловили…
- Прощание с Испанией
- Первый день
- Мир, страна, университет – 25 лет развития
- Три К – от книги к книге
- Глава о теории «чистого озера» и вечном запрете на чужое
- Душою чистой...
- Поздравляем наших милых женщин с 8 марта.
- В Университете мировых цивилизаций имени В.В. Жириновского состоялась XVIII Всероссийская научная конференция
Непрочитанные страницы…
«Всегда немного трудно начинать рассказ свой о том или ином событии, заинтересовавшем тебя. Мыслей много, не знаешь, на которой из них остановиться, с какой начать. Все важными кажутся…» Но не казались, а действительно были таковыми – писатель-историк Лев Михайлович Анисов дотошно изучает все возможные документы, имеющие любое отношение к герою ли, жизненному факту, прежде чем «взяться за перо».
Наше знакомство состоялось и продолжалось в деловом интерьере «Народного радио» – в программе «Книжное обозрение» представляли новые книги писателя, в студии записывали цикл «Имена и судьбы» по оригинальным сценариям автора… К счастью, ни мысли, ни «перо» Льва Михайловича Анисова не знают передышки и таят немало неразгаданных сюжетов … На полках книжных магазинов очередное исследовательское откровение – «Русские художники. Непрочитанные страницы».
Зинаида Федотова (Белухина)
Представляем один из рассказов книги, вышедшей в издательстве «Куна».
В доме Васнецова
В старом московском переулке стоит небольшой дом, совершенно необычный для нашего города. Подходишь к нему и чувствуешь, что попадаешь в какой-то другой, особенный, совсем не московский мир.
В доме необычная обстановка. Стены из толстых бревен, потолки из широких досок с массивными балками; большие красивые печи с медными дверками и отдушинами. Тяжелые резные дубовые шкафы, массивные стулья с высокими прямыми спинками. В столовой большие часы с тяжелым маятником, размеренным боем отсчитывают время…
Когда-то, при жизни хозяина, в доме пахло красками, холстом, немножко скипидаром и дымком, когда по утрам затапливали печи. Иногда по комнатам разносился запах ароматного ржаного хлеба, выпеченного из своей муки.
За окном мороз, стекла покрыты инеем, а в доме тепло, тихо, и этот запах домашнего хлеба.
Деревянная винтовая лестница придает дому особую необычность. Она ведет из гостиной на второй этаж, где располагались кабинет-спальня хозяина, которую домашние называли «светелкой», и святая святых дома — мастерская.
В доме жил художник Виктор Михайлович Васнецов. В мастерской им были написаны картины «Спящая царевна», «После побоища Игоря Святославовича с половцами», «Кащей бессмертный»…
Работать Виктор Михайлович любил в одиночестве.
Никто не входил к нему во время работы, чтобы не мешать и не нарушать его мысли. Только дочь Виктора Михайловича — Татьяна да брат Аполлинарий могли находиться во время работы в мастерской. К их замечаниям Васнецов всегда прислушивался и очень доверял им. Аполлинарий был не только братом, но и ближайшим, любимым другом. С палитрою и кистями в руках отойдет от картины Виктор Михайлович в дальний угол, прищурится, присмотрится к работе и возвратится, чтобы сделать очередной мазок. И так до позднего вечера. Сколько же верст приходилось проделать ему за день! Иногда декламировал что-либо из «Слова о полку Игореве». Это поэтическое произведение Виктор Михайлович знал наизусть и очень любил его. Или же, подражая монотонному голосу гусляров-сказителей, говорил «слово» о богатырских делах из русских былин.
Брат Аполлинарий сидит на конце дивана, под себя ноги кренделем — по-турецки. Устанет Виктор Михайлович ходить и сядет на противоположный конец дивана, также поджав под себя ноги. Должно быть, это была привычка, сохранившаяся еще с детства. Благодаря этому у обоих братьев брюки на коленях были всегда вытянуты. «Усядутся братья друг против друга, и начинается нескончаемый душевный разговор о русском эпосе, о былинных героях или о красотах родной природы, которую оба горячо любили, — вспоминал племянник художника Всеволод Аполлинариевич. — А то начнут вспоминать свое детство, петербургскую юность и друзей-художников. Но чаще всего разговор заходил об искусстве, о великих мастерах прошлого, о судьбах будущего.
Оба они, со всей горячностью души настоящих художников, ненавидели то тлетворное влияние, которое проникало в русское изобразительное искусство с Запада.
И оба, разгорячившись, как в споре, на чем свет ругали разные “бубновые валеты”, “ослиные хвосты” и прочее кривляние, не достойное называться искусством. И вдруг утихали и решали, что русский дух силен и устоит русское искусство против западного влияния».
— Я не отвергаю искусство вне церкви, — говорил Виктор Михайлович, — искусство должно служить всей жизни, всем лучшим сторонам человеческого духа — где оно может, — но в храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа — с человеческим идеалом. Нужно заметить, что если человечество до сих пор сделало что-нибудь высокое в области искусства, то только на почве религиозных представлений.
Нет, недаром, не случайно приступил он в свое время к росписи Владимирского собора в Киеве. И по выполненной программе росписи собора можно судить о мыслях, глубоко занимавших художника: «Выбор религии Владимиром», «Крещение Руси» и «Андрей Первозванный». Васнецова беспокоил, мучил современный мир, испорченный бездуховностью, за который так грустно и тяжело ему было.
— Мы только тогда внесем свою лепту в сокровищницу мирового искусства, — замечал Виктор Михайлович, — когда все силы свои устремим на развитие родного искусства, то есть когда с возможным для нас совершенством и полнотой изобразим и выразим
красоту, мощь и смысл наших родных образов — нашей русской природы и человека, нашей настоящей жизни, нашего прошлого, наши грезы, мечты, нашу веру и сумеем в своем истинно национальном отразить вечное, непреходящее. Без народной, природной почвы никакого искусства нет.
Выросший в семье священника, он хорошо знал русскую историю и тяготел к русскому фольклору. Вятскую духовную семинарию Виктор Михайлович в юношестве не закончил, но был благочестив и много сделал для Русской православной церкви.
Васнецов давно жил мыслью, что назначение русской живописи — служить православной церкви.
…Он обратился к народному фольклору, осознавая, что сказки отображают ту поэтическую нежную душу, какой отличался русский человек. Так появились его картины «Аленушка», «Богатыри», «Иван-царевич на сером волке».
Когда он написал свои сказочно-былинные вещи «Витязь на распутье», «Ковер-самолет» и «Скифы», они были так новы, так увлекательны, так поэтичны, что навсегда привлекли к художнику сердца зрителей.
Жена Павла Михайловича Третьякова рассказывала Виктору Михайловичу, как в доме брата ее, где хранилась картина Васнецова «Бой скифов со славянами», старый швейцар дома любил ворчать, выпроваживая детей из столовой: «Ну, чего вы ждете? Приходите завтра и увидите, кто оказался победителем — русские или татары».
Любил Виктор Михайлович и музыку, и иногда в доме устраивались музыкальные вечера. Излюбленными операми художника были «Князь Игорь», «Руслан и Людмила», «Садко», «Русалка».
Живой, подвижный человек, Васнецов обладал разносторонними интересами, глубоко любил русскую старину, русский народ, русское искусство и вообще все русское. С большим увлечением собирал древние иконы. Был большим знатоком их. Иногда, приобретя на Сухаревской толкучке или еще где-то редкую икону, звонил брату:
— Аполлинарий! Какую вещь я приобрел! Сейчас же приезжай смотреть.
Ему не терпелось похвастать своим приобретением.
Младший брат выезжал тут же. К его приезду икона уже стояла на мольберте, посредине мастерской. Сам Виктор Михайлович сиял, чувствуя себя именинником.
Оба брата с интересом рассматривали икону, восторгались ее достоинством и оба умолкали, погруженные в свои мысли.
— Человек с одной своей наукой, без Бога и Христа, — вдруг говорил Виктор Михайлович, — неудержимо стремится к идеалу человека — культурного зверя, ибо если человек не носит в себе образа и подобия Божия, то, конечно, он зверь — высший зверь — и образ и подобие зверино. Так и Апокалипсис говорит, и говорит непреложную истину, самую научную — царство Антихриста есть царство звериное! Вся история человечества есть борьба человека-зверя с человеком духовным, и там, где чувствовалась победа человека над зверем, — там светил свет Христа!
Бывал в доме Виктора Михайловича — и не однажды — Павел Михайлович Третьяков, с которым художник был дружен.
Третьяков особо дорожил мнением Виктора Михайловича и частенько спрашивал его, приобретать ли те или иные картины для галереи, имеют ли они значение для истории русской живописи. И всегда получал дельный совет.
Умер Виктор Михайлович 23 июля 1926 года. Умер от разрыва сердца. Мгновенно. Смерть его была тяжким ударом для всех ценителей русского искусства. И надо ли говорить, как горевали родные Виктора Михайловича.
Как-то, уже зимой, Аполлинарий Михайлович пришел в дом брата со своим сыном Всеволодом. Оба поднялись по винтовой лестнице на второй этаж. Сели рядом на старый диван в навсегда опустевшей мастерской, окруженные картинами, в которые Виктор Михайлович вложил всю свою душу.
Отец и сын молчали. Аполлинарий Михайлович был сдержанным человеком, но сын увидел, как по щекам отца катились тяжелые слезы, которые тот не замечал.