Алексей Максимович Попович — полковник запаса. Служил в спецназе ГРУ Генштаба. В 1984-1986 годах воевал в Афганистане. Закончил службу командиром бригады специального назначения в Северо-Кавказском военном округе.
Алексей Попович из тех людей, для которых на первом месте всегда стоит дело, а славой, как говорят, сочтемся потом. А еще он — человек чести, что подтверждает вся его жизнь, которая была непростой и многотрудной.
— Я — сын и внук «врагов народа», — не без иронии говорит Алексей Максимович и поясняет: — Наше родовое гнездо — село на границе Винницкой области и Молдавии. В 1932 году всю семью отца арестовали и насильственно выслали в Карелию, где мои родичи валили лес для нужд Беломоро-Балтийского канала. Когда началась Великая Отечественная война, всех переместили из Медвежьегорского района поближе к Архангельску и подчинили СЛОНу — Соловецкому лагерю особого назначения. Формально они не считались заключенными — числились «работниками». В 1942 году по причине больших потерь, Красной Армии остро требовалось пополнение и отца Алексея Поповича отправили на военную службу. Он прошел войну до конца, участвовал в штурме Берлина и был демобилизован в 1945 году. Алексей родился в Архангельской области, в таежном поселке и был последним — девятым — ребенком в семье.
Военным Алексей, как он говорит, стал чисто случайно:
— Однажды увидел на улице суворовца. Это был пацан из нашего села. Шинель с красными погонами, шапка с красной звездочкой, ремень с начищенной до золотого блеска бляхой сразили меня наповал. Я дал слово, что обязательно поступлю в суворовское училище.
Ну, а пока продолжал учиться в сельской школе.
— Хотя особым прилежанием я не отличался, — честно признается Алексей Максимович, — но учеба давалась мне легко. Отвечал обычно на пятерки, но мне почему-то ставили четверки. Как-то, не в силах больше терпеть такую несправедливость, поделился своей бедой с отцом. Тайна открылась только в 1999 году. Как то в разговоре с отцом я вспомнил этот случай, а отец обнял меня и сказал: «Сынок, тогда я сам попросил учителей не ставить тебе пятерки». Так отец стремился хоть как-то добиться от меня прилежности, зная, что я отлыниваю от учебы.
С юных лет проявился ершистый и твердый характер Алексея, который впоследствии определил многие его поступки. Например, поступление, как он и решил, в училище.
— 18 августа 1967 года отмечаю каждый год — в этот день я стал суворовцем, — говорит о том времени Алексей Попович. — По окончании мечтал стать летчиком-перехватчиком, поступить в Армавирское училище войск ПВО страны. Но в суворовском мне сказали — мы туда не направляем наших ребят. Тогда я заявил, что пойду в Военно-медицинскую академию имени Кирова. И тоже не вышло — туда принимали только с золотой медалью. В результате, я написал рапорт и был зачислен курсантом Киевского общевойскового училища. По окончании получил распределение в Кировоград, в 9-ю бригаду спецназа. Так началась спецназовская эпопея в жизни Поповича.
В 1979 году его вызвал командир бригады Александр Александрович Заболотный и дал телеграмму, в которой было сказано, что в случае выражения согласия старшего лейтенанта Поповича на работу в советской миссии связи при главнокомандующем французскими войсками в Германии, необходимо командировать офицера в ФРГ. После прохождения спецподготовки, Алексей 8 июня 1980 года оказался в германском Баден-Бадене в качестве старшего переводчика. В 1983 году, по окончании командировки, он был направлен в Кировоградскую бригаду специального назначения. А в следующем году попал в состав батальона для отправки в Афганистан. Сильного желания ехать в эту «горячую точку» почти никто не испытывал.
— Тогда из Афгана «груз 200» шел полным ходом, поэтому энтузиастов служить там было немного, — поясняет Алексей Максимович. — Я считал, что не попаду туда, поскольку по действовавшим правилам следующая после предыдущей загранкомандировка могла быть не ранее чем через пять лет. Но мне объяснили, что командировка в Афганистан не является заграничной. При этом упрекнули: мол, в Германию с удовольствием поехал, а в Афганистан не хочешь. Я ответил: у нас в роду трусов не было, если надо, записывайте, я поеду. В ходе службы в этой стране произошла удивительная трансформация: чувство, что я не хочу ехать в Афганистан, сменилось на противоположное — я не хочу уезжать из Афганистана...
Видимо, трудная, даже связанная с постоянным смертельным риском жизнь оставляет такой неизгладимый след в сердце, что оно вновь и вновь стремится вернуться в те дни, в те места. Память о давних событиях в Афганистане у Алексея Поповича настолько жива, что, когда он рассказывает об этом, создается впечатление, что все это происходит сегодня на твоих глазах:
— Приехали в Термез. Разместились в палатках. Ели со скрипом на зубах от пыли и песка. Первым делом расконсервировали оружие. Делали это в полевых условиях, используя кипяток, залитый в большой чан. Мелкое стрелковое оружие не доставляло проблем. А как быть с пушками? Как удалить из них так называемое «артиллерийское сало»? Но успели сделать все вовремя. Провели пристрелку оружия, и 20 сентября 1984 года по «мосту Дружбы» вошли в Афган. Марш-бросками по 100-150 километров добрались на БМП до Баграма.
На тот момент в Афганистане было сформировано восемь батальонов спецназа. Попович последовательно командовал взводом, ротой, батальоном. Вспоминает, как изощренно действовали душманы. Минировали водные переправы, закладывая взрывчатку прямо в воде. Минировали горные дороги, причем так, что легкие БМП проезжали спокойно, а груженый тягач взрывался.
Спецназовцы занимались «забивкой» караванов. Разведгруппа обнаруживала караван, по которому сначала работала авиация, после чего в атаку шла бронегруппа Поповича. Структура спецназовского батальона выглядела так: три боевые роты (первая — на БМП, вторая и третья — на БТРах), в каждой роте 13 единиц — БМП или БТР, плюс к этому рота минирования, группа связи, рота обеспечения, отделение противохимической защиты и другие подразделения. Всего в батальоне было более 500 человек.
Позывной у Поповича был «Борода». Он действительно отрастил бороду в октябре 1984 года в связи с таким случаем:
— Как-то, проезжая по Кабулу на БТРе, я увидел знакомое по Баден-Бадену лицо. Сначала, думал, ошибся, но, увидев как этот субъект быстро ретировался, понял, что это человек очень похожий на французского представителя спецслужб, узнавший меня. Такие встречи в нашей работе нежелательны, поэтому мне пришлось маскироваться.
О боевых операциях можно рассказывать долго. Вот лишь несколько из них.
— Однажды поступила информация о завозе на душманскую базу в горах, расположенную неподалеку от центральной дороги на Кабул, очень большого количества оружия, — вспоминает Алексей Максимович. — Нам была поставлена задача — неожиданной атакой захватить все это. Я понимал, что одними вертолетами не обойдусь, нужно применить наземную технику. Но как это все сделать, не выдав наши намерения противнику? Запустили информацию-легенду, что мой батальон якобы будет сопровождать в том районе колонну. Об истинной сути происходящего никто из наших солдат даже не подозревал. В результате операция прошла успешно, захватили транспорт с оружием, медикаментами, дизельной электростанцией, соляркой и даже исламским зеленым знаменем. А захваченный нами в плен душман рассказал, что в перевозке оружия участвовали «белые люди», как оказалось, это были французы.
Особенно впечатляют два дерзких налета в стиле, по словам Алексея Поповича, «а ля Скорцени». Вспоминая это, он поясняет:
— У меня есть два счастливых числа — 15 и 25, и два несчастливых — 18 и 19, когда погибли мои близкие боевые товарищи.
То, что связано со счастливыми числами, в рассказе комбата выглядело так:
— Под Ургуном, в 17 километрах от пакистанской границы, наша войсковая разведка обнаружила крупную базу душманов. До нас оттуда было почти 400 километров, так что «духи» чувствовали там себя в полной безопасности. Поэтому никто не мог ожидать внезапного появления в таком глубоком тылу русского спецназа. На этом и строился наш расчет. Раза три-четыре вылет группы откладывали по погодным условиям. Наконец 15 февраля 1986 года вертолеты взлетели. В этот момент об операции узнало самое высшее начальство. Мне срочно позвонили и приказали отменить ее. Пришлось схитрить — я ответил, что мы уже приземлились и вовсю бьемся с духами. Получил предостережение: если погибнет хоть один наш боец, мы с тебя голову снимем. Правда, следом немедленно выслали к нам подкрепление. ...Появление советских воинов было неожиданным. Как оказалось, сюда часто из Пакистана доставляли на вертолетах вооружение. Мы как раз приземлились на ту площадку, где садились эти вертолеты. Видимо, душманы приняли нас за своих, поэтому, застигнутые врасплох, сначала не оказывали нам никакого сопротивления. Мы захватили передатчик с полученными и отправленными телеграммами, несколько мешков с документами. А оружие и боеприпасы, которое хранилось в вырубленных в скале многочисленных помещениях, просто некуда было грузить. Мы заминировали этот объект. Также взорвали две гаубицы. Из 32 бойцов, участвовавших в операции, живыми вернулись все. Только двоих ранили уже при посадке в вертолеты. Когда взлетели, ахнул такой взрыв, что мы ощутили его на борту вертолетов. Всех участников операции, кроме меня, представили к награждению орденами и медалями. А меня комбриг предупредил — ты так больше к границе не летай. Однако 25 февраля я снова успешно осуществил подобную операцию под Сархауза, получив за это... нагоняй.
Наград Алексей Попович явно не досчитался. Но раны бойца говорят о нем убедительнее любых наград. Их у Алексея Максимовича несколько.
— Первый раз меня ранило осколком, — вспоминает Попович. — А самое тяжелое ранение получил при следующих обстоятельствах. Мы направлялись на переговоры к неформальному лидеру района, чтобы обсудить, как будем жить дальше. В одном месте налетели на фугас. Как выяснилось позже, нас «пасли». Взрывом меня вышибло из БТРа. Запомнил, как передо мной летел мой автомат. Была мысль — только бы при приземлении не врезаться в него лицом. Упал в арык, в грязь. Тут же вызвали вертушку, отправили меня в медсанбат. Как оказалось, от взрыва лопнули многие сосуды. Делали несколько операций.
Было еще много чего, что вызывает самое глубокое уважение к спецназовцу с большой буквы Алексею Поповичу. А такое уважение, согласитесь, ничуть не ниже даже самой высокой награды.
Сергей Горбунов,
член Союза журналистов России
